После убийства Царской Семьи левыми быть стыдно

В День Скорби по убиению Царственных Страстотерпцев патриарх Кирилл в своей проповеди в Екатеринбурге подвел духовный итог событиям, произошедшим сто лет назад:

Мы должны помнить трагедию прошлого, должен развиться иммунитет к любым призывам добиться человеческого счастья через разрушение того, что есть, через кровь».

Патриарх Кирилл. Фото: О. Варов/patriarchia.ru

Коммунизм, шатавшийся много десятилетий по Европе, как призрак по пустыне, вдруг обрел свою историческую плоть в нашем Отечестве. Революция столкнула правду Русского мира, олицетворявшуюся Императором Николаем II, с правдой большевистского мирового взбалтывания. Русский цивилизационный суверенитет, которым обладал Государь, был растоптан революцией, а Его державный носитель был зверски убит вместе со своей Августейшей Семьей.

Революция и большевистская правда

Чтобы окончательно изжить духовную болезнь революции, надо признать и очертить границы той, хоть и временной, но существовавшей большевистской правды. Правды, которая позволила этой социальной эпидемии найти у нас почву, где она развилась и обрела на семьдесят лет свою осязаемость.

В чем правда большевистской революции?

Действительно, революция как противник самобытного Русского мира имела свои крупицы правды, смешанные с носимой ею социальной ложью. Если бы она ими не обладала, то и не могла бы привлекать сторонников.

Хотя о большевиках можно говорить только в плоскости «криминальной антропологии» или в рамках «уголовной хроники», и у них были свои частицы той драгоценной правды, которая двигает горами.

Несмотря на то, что все большевистское и есть отрицание России и правды убиенного ими Государя. И вне зависимости от того, что где есть настоящая Россия, там нет ни большевизма, ни революции...

Российская Империя, историческая правда, которую олицетворял Император-Страстотерпец, была в небрежении у русского интеллигентского общества. Идеалами Святой Руси как бы и не пользовались, а жили лишь на «проценты» с этого капитала. Сам основной духовный капитал Русского мира во многом был без движения, православная динамо-машина Духа была на холостом ходу.

Император Николай II. Фото: www.globallookpress.com

Нечувствование ценности отечественных святынь, забвение любви к кровно ближним сделали для многих современников не понятной правду Государя. Они рукотворно участвовали в трагедии непонятого Императора, завершившейся екатеринбургским злодеянием 1918 года.

Россия была взвешена на невидимых весах истории и с какого-то момента оказалась слишком духовно легковесной и неустойчивой, чтобы плыть дальше по своему царскому пути. Она перестала, собственно, быть Россией в какой-то очень значимой своей духовной составляющей, заразившись всевозможными западными мировоззренческими болезнями. А революция пришла как смертный, конечный акт, результат этих заболеваний.

Большевики же были теми «врачами», которые лишь разжигали пламя болезней, подбрасывая дополнительные осложнения для ее смертельного окончания. Они были социальными патологоанатомами, которые еще при жизни организма России начали проводить свои марксистские эксперименты.

Правда большевистская состояла в том, что она разрушила многие прекраснодушные идолы дореволюционного русского общества, которым оно социально «молилось», к которым оно тянуло свои руки как к вожделенному земному счастью, магическому кристаллу всевластия и райского наслаждения зажиточностью.

Фото: www.globallookpress.com

Все идолы гуманизма, демократии, свободы, равенства, культы молодежи, интеллигенции, достатка были разрушены практикой большевизма. Все это «святилище», сонмище мировоззренческих божков в политике ленинской партии проявило свою кровавую потустороннюю сущность. Эти идолы требовали себе все больше и больше ритуальных жертвоприношений.

Но под гнетом временной большевистской оболочки СССР продолжала свою жизнь вневременная, историческая Россия.

Социальная неизбежность или неизбежность революции?

Был ли неизбежен путь революции? Пожалуй, в условиях глубокого забвения тех ценностей, которыми жила Русская православная цивилизация, к началу XX столетия без столь глобального взбалтывания или столь сильной духовной встряски было уже невозможно обойтись.

Но является ли путь революции неизбежным?

Здесь, пожалуй, начну с пересказа примитивного анекдота, с разговора двух людей:

— Ты знаешь разницу между капитализмом и социализмом? — спрашивает первый.

— Нет, — отвечает второй.

— При капитализме человек эксплуатирует человека, — утверждает первый.

— А при социализме? — вопрошает второй.

— Все наоборот, — многозначительно заключает первый.

Фото: www.globallookpress.com

Смысл этого анекдота не так глуп, как может показаться из-за простоватого и наивного сюжета. И если перевести эти смыслы на язык социологии, то можно пересказать этот анекдот словами уже настоящего мыслителя Льва Тихомирова. Он утверждал, что «люди могут делать сколько им угодно революций, могут рубить миллионы голов, но они так же бессильны выйти из социальной неизбежности, как из-под действия законов тяжести». (Борьба века)

Социальная неизбежность или, говоря христианским языком, греховность земной жизни принципиально непреодолима для человека, сколько бы он ни бросался в революционный омут и сколько бы он ни срывался в анархическую смуту.

Революция — не начало чего-то нового, а лишь утилизация старого. Торжество гуманизма и его апофеоз, революция, — это маразм, глубокая геронтологическая болезненность человеческого духа. А революционная интеллигенция и большевики — это бациллы этого маразма.

Революция способна только к уничтожению. Созидание начинается только тогда, когда бациллы революции теряют свои свойства возбуждать социальные болезни. Строительство чего-то нового возможно только после отказа от революционного мышления. Строительство требует эволюционного подхода.

Фото: www.globallookpress.com

И только когда революционный дух выветривается из общества, можно увидеть что-то новое, новые пути развития. Революция, как суховей, может выветрить, подвергнуть эрозии национальную почву, выкорчевать всю «растительность» из нее. И только когда этот революционный ураган утихнет, на почве могут начать появляться какие-то признаки новой жизни. До этого революционные социальные селекционеры могут пробовать привить любые генномодифицированные культуры, портя и загрязняя ими национальную почву.

Внутреннее противоречие революционной справедливости

Правда Государя и традиционной России временно проиграла правде революции и большевизму, потому что русское общество перестало, что называется, находить «пророка в своем Отечестве». Общество дореволюционной России перестало придерживаться нравственных и мировоззренческих христианских норм, все более увлекаясь европейскими секулярными учениями.

Но и никакие революционеры при всей их принципиальной критике старого монархического порядка не могли сами отказаться от тех же дурных начал, от которых хотели избавить общество. Еще более больные «врачи» навязывали свои услуги по исцелению больного общества.

Вся социальная болтовня о справедливости, о равенстве обычно сводится у этих революционеров к равенству в наличных рублях и имуществе. В реальности революционеры ничем не отличаются от обличаемых ими либералов, буржуев и прочих эксплуататоров.

Гонители богатства, — как писал философ Н. Н. Страхов, — нимало не перестают завидовать богатым; проповедники гуманности остаются нетерпимыми и жестокими; учители справедливости сами вечно несправедливы; противники властей жаждут, однако, власти для себя; и протестующие против притеснений и насилий — сами величайшие притеснители и насильники».

Все это мы хорошо видим и у сегодняшних левых в России, выдвигающих даже в качестве своих кандидатов на выборы сплошных миллиардеров и банкиров (Грудинин и Кумин).

Левый гуманизм — против Бога, а потому античеловечен

Фото: www.globallookpress.com

Левый гуманизм абсолютизирует человека, богоборчески возводит его в Человекобога. Христианство же, напротив, утверждает теоморфизм, обожение человека как образа и подобия Божия.

В левом гуманизме человек доходит до своего расчеловечивания, в христианстве же человек ставится на службу высшим началам Богу, Родине, ближнему.

Именно революция живо показала связь гуманизма с атеизмом, бунтом человека против службы Богу. Автономность же человека от Бога — это его настоящая погибель.

Самодовлеющий человек так же невозможен, как перпетуум мобиле, — как писал один русский консерватор. — Поднимая себя за волосы, можно вырвать все волосы, но при этом не поднимешь себя и на вершок. На деле произвол мой оказался произволом надо мною; участие во власти превратилось в кабалу погонщикам; лозунги перераспределения и труда обернулись падением производства, безработицей и голодом; пацифизм обернулся небывалым насилием, и погоня за счастьем привела к исключительным невзгодам».

Революция никогда не достигает заявленных целей. При революции все становится своей противоположностью. Призыв к счастью приводит к несчастью. Стремление поднять благосостояние — к полному обнищанию. Пацифизм и призывы к прекращению войны — к многолетним гражданским классовым войнам.

Правда Государя — сверхличная христианская правда

Фото: О. Варов / patriarchia.ru

Наша интеллигенция никогда не понимала, что без России она теряет всякий смысл. Она повисает в безвоздушном, внецивилизационном пространстве, не становясь ни частью Запада, ни оставаясь частью Русского мира.

Предлагаю оценить политологический юмор русского консерватора Н. В. Бондарева, в следующих словах описавшего начало XX столетия:

Революция висела над Россией, как спелая груша, готовая упасть в руки того, кто к ней прикоснется. Вся подготовительная работа для большевиков была сделана вековыми усилиями интеллигенции; потому-то, вероятно, Ленин и изображается в монументах в позе срывателя спелой груши: вытянутая кверху рука, слегка откинутый назад корпус на согнутых коленях и сладострастный оскал лица, ожидающего струю сладкого сока».

Государева же правда была системой сверхличного начала, служившего и Богу, и государству, и нации, и своему роду.

Правда Государя не есть производная от государства, Государь — не орган этого государства. Царь есть самая яркая сторона государства. Именно Монархия претворяет частную волю в волю государственную. В этой личной воле, получающей свою историчность в родовой, династической преемственности и есть глубокая правда монархического образа правления.

Сегодня, после ухода в прошлое временной правды большевизма и восстановления собственного имени «Россия» нашей страной, мы можем надеяться возродить вневременную историческую правду, правду православных Государей. Наших настоящих государственных Отцов, строителей великой Российской Империи.

Патриарший визит в Екатеринбургскую митрополию. Божественная литургия в сотую годовщину расстрела Царской семьи на площади перед Храмом на Крови в Екатеринбурге. Фото: О. Варов / patriarchia.ru

И как жалко выглядят наши современные депутаты, не встающие в День русской Скорби со своих насиженных мест в Государственной думе, отказываясь почтить память убиенного Государя и Его Семьи.

Они никак не могут понять, что после этого злодеяния левыми быть просто стыдно.